У Петра и Павла на Преображенке, конечно, нам батюшки были дороги и близки. И вот, пошли неприятности, и они стали исчезать... Лишались мы наших приходских пастырей. А в то в это время архиереи больше находились в Москве^[1]. Из епархий их вызывали и они устраивались, кто как может. И к нам приглашали служить архиереев, которые были, можно сказать, без дела, и жили кто как. И очень часто появлялся один архиерей, который вдруг нам всем, подружкам очень понравился, какой-то необыкновенный, какой-то особенный. Это был епископ Августин. Его епархия - город Иваново-Вознесенск. Жить ему было негде, и его кто-то устроил жить в подвале одного небольшого храма, который и поныне цел. (Там сейчас библиотека. Это не доезжая поликлиники на Пироговской, церковь во имя Михаила Архангела). Церковь была действующая, а под церковью была комнатка, прямо можно сказать, подвальное помещение. Мы там бывали. Чтобы войти в эту комнатку, надо было пройти темным коридором; в ней где-то было наверху окошко, стоял стол, кровать железная, святой уголок, и там ютился архиерей епископ Августин. И вот его-то и приглашали служить к нам в Петра и Павла. Конечно, Владыка ездил (и все так Владыки) в своем монашеском архиерейском "обряде", то есть ряса, клобук, или шапочка в зимнее время. Всенощную служил и обедню. Ночевал у старосты Владимира Михайловича. У Петра и Павла был необыкновенный староста. Он неженатый, и сестра у него была просфорница, монахиня м. Ольга. Она нас полюбила, а нам очень Владыка понравился. И мы просили м. Ольгу, чтобы она о нас Владыке походатайствовала, чтобы нам поближе познакомиться и чтобы мы могли немножко с ним вместе поговорить. Владыка нас благословил прийти и мы все были у него. Все беседовали, и мы стали его духовными детьми, семь человек. Но Владыка, поскольку Москва не всегда его задерживала, - вдруг по епархии хлопоты, тогда их отпускали и он уезжал, а потом возвращался. Но все равно мы уже были ему близкие, и он нам близкий. Это было, наверное, в 23-24 году, я точно не помню. Потом Владыку сослали в Среднюю Азию, в город Ходжент. Мы караулили его, чтобы проводить. То есть, все время имели бдительность - когда его из тюрьмы вышлют, в какой день, - через кого-то кто-то как-то все равно узнавал. У него были еще другие близкие люди в Москве, человек пять, которые помогали нам узнать, когда Владыку будут высылать. И вот настал тот день. Вечером поздно, часов в 11, поезд с Казанского вокзала отправится в Среднюю Азию. Мы знали уже по расписанию, когда подавали состав. Мы видели: если вагон с решеткой, значит будут ссыльные. Вот в такой-то вечер мы дежурим, дежурим, ждем, ждем: подойдет машина? За час примерно черный ворон подъехал. Мы уже не все вместе, друг от друга врозь чтобы нас не заметили, чтобы нас вместе не отправили. И караулили. Уже пассажиры сидят в вагонах, никого уже на платформе нет. Это даже позже 11 часов было, потому что я хорошо помню, что народу никого не было, мы одни - как-то один ближе, другой... И показалась высокая фигура Владыки Августина. Он высокий, худощавый брюнет. Идет - конвоиры ведут его. Он такой был величественный, спокойный, с посохом, в клобуке. Идет за Христа в далекий край, в неизвестность. Мы увидели, он нас увидел... Когда провожали мы его, так Сережа Богданов (певец Большого театра, духовный сын Владыки Августина, наш друг) привел Владыкину Нину, младшую дочь (ей было 4 года), и Люся, старшая, тоже тут была. И так они просили конвоира, чтобы разрешил с отцом попрощаться... Не разрешили. Помню, Владыка вынул часы, посмотрел, нас благословил из окошка - и мы со слезами домой. Пережили то, что передать нельзя. Знали, что мы его провожаем, а увидим ли? А Владыка наш Августин, он из вдовых. Он сын священника, "академик" - окончил Казанскую академию, у него была матушка и было двое деток. Первая дочка - Юлия, как мы ее звали, Люся. Ей было 4 года, а младшей, Ниночке, было 4 месяца, когда умерла матушка. И он принял монашество по благословению Святейшего Патриарха Тихона. Его дочка Юлия мне рассказывала лично:
"Я однажды папу спросила:
- Пап, как ты нас мог, таких крошек оставить, принять монашество?
Он мне, говорит, ответил:
- Юля, я вас поручил Матери-Церкви".
Потому что Владыка знал: все равно он на свободе не будет. И действительно. Церковь их и воспитала: верующие, совершенно чужие люди их приютили как своих родных детей. Владыку сослали на три года в г. Ходжент, это триста километров за Ташкентом. Года два прошло - душа болит, душа рвется к Владыке. Знали, что он там живет на свободе, то есть ссыльные снимали квартиру и жили свой срок, в неделю раз отмечались. И мы с Настей (одна из подружек) направились в г. Ходжент, побывали в Средней Азии. Но эта ссылка была очень неплохая. Они снимали себе у узбеков квартирку; там было три или четыре священника, несколько монашенок. У Владыки была домашняя церковочка. То есть та комната была разделена, был легкий алтарь. Владыкина кроватка стояла. Там маленькая прихожая, где столик и примус был. Вместе с ним был и никогда не покидал его келейник (он потом стал о. Борисом дьяконом, во второй ссылке он умер. Вместе с Владыкой был, только на разных этапах). И мы с Настей две недели гостили у Владыки. Владыка каждый день служил Литургию. Каждый день молились. В праздники приходили батюшки. Приходили матушки, помню мать Нину, мать Александру. И нам тогда казалось, девчонкам - батюшки, здесь рай! Не предвидели, что это очень ненадолго. Но это такое, радостное. А потом при нас был обыск у Владыки. Думали, что, может, из-за нас заподозрили. Наши тряпочки все перерыли, в бутылке у меня святая вода была, это все перетрясли... Черед две недели мы уехали. Потом Владыку переслали в г. Пянджикснт. Я помню. Владыка писал письма: грязь непролазная, да... Так вот мы и сдружились, и Владыка так нас объединил! Даже прислал нам раз открыточку из Средней Азии, фотографии, на фотографии надписи, сам стихи написал, кому что. Мне в особенности, как бы сказать... ведь я же не собиралась замуж идти, а он мне написал все то, что у меня в жизни случилось. Это каждому, у меня фотография эта хранится с его надписью. Когда Владыка вернулся из ссылки, ему дали епархию - Сызрань. Мы все в отпуске там бывали, но это тоже ненадолго было. А потом опять ссылка, концлагерь. Вот во вторую-то ссылку и ездили Настя с Ниной к нему в концлагерь. Десять километров зимой шли тайгой две девчонки - Нине был только 21 год. Все поражены были. А Владыка говорил после, когда вернулся оттуда: "Если бы не та пища, что вы привезли, (сухари) то, конечно же, я бы умер там от голода". Он свои порции отдавал - других спасал, а себя подкреплял этим. Что там было... обращение начальства - это уж и передать нельзя. Конечно, жестокое и страшное. Владыка рассказывал, что его работа была - собирать смолу. Два ведра на коромысле носил. А питание было плохое, сил совсем не было. И вот он набрал два ведра смолы, и. шагая через какую-то яму, упал, и жидкая смола вылилась. Так ему в этот день кушать вообще ничего не дали, и Пайка не дали. А Боря, его келейник, (он уже был дьяконом), он умер от недоедания. И так Владыка говорил: "Если бы не приезд духовных чад, то как о. Борис умер там за десять километров, мне тоже пришлось бы умереть". Страшные годы. А потоки Владыка вернулся. Вернулся в 34-м году. Тогда не только Владыка Августин, но и другие так же через три года приезжали и некоторое время были на свободе. Дали ему епархию - Калуга. А в 37-м году - "без права переписки"... То, что я рассказываю - какие пережили страдания тогда все, и наш Владыка покойный Августин! Он был на дальнем севере. Однажды дочь его Люся рассказывала, что случайно вернул- ся из ссылки старенький батюшка и разыскал ее по поручению Владыки. Он рассказал, что Владыка настолько уже изнемогал, настолько уже был близок к смерти, что однажды, говорит, мы ему сказали:
- Владыко, уж вы-то готовы.
А он ответил, указывая на свою телогрейку:
- Пока она у меня на плечах, пока я никого не одел, которому холоднее, я еще не готов.
На следующий день или черед 2-3 дня этапом гнали ссыльных дальше, и один очень замерз. И он снял эту телогрейку свою, одел его. А на второй день их перегоняли. И вот этот батюшка, который случайно вернулся, рассказал: "Когда нас погнали. Владыка по дороге стал отставать. Зима, холод, мороз - отставал. Конвоир на него покрикивал, но он уже не в состоянии был идти. Мне удалось два раза украдкой повернуть голову в сторону, где отстал Владыка. Первый раз я видел - он шел, качался. А второй раз - он лежал уже на снегу. А куда нас пригнали - Беляев "выбыл"". И все. В 43-м году. Пояснение: Эта запись была сделана где-то в 1984 г. А спустя около 10 лет сведения о Владыке были получены совеем другие, по затребованию на Лубянке. Было объявлено, что Владыка как в 37-м году был взят в тюрьму и в тюрьме расстрелян, правда, неизвестно где. Взят он был в Тульскую тюрьму. А что это был за батюшка, который приезжал к его дочери в Уфе - остается загадкой. Может, это был один из "волков в овечьей шкуре".

---

[1] Москва была местом ссылки для архиереев (так удобнее было за ними следить). Они сами устраивались на квартиры и регулярно ходили отмечаться; служили в московских храмах. - Ред.