Рукоположение
монах
Дамиан
1909
Место Кутаисская губ. (Абхазия, Гульрипский р.), с.Дранды (в окрестностях г.Сухум), Успенско-Драндский (Второ-Афонский) мужской монастырь
Кто рукоположил иеромонах Симон
Пострижен в мантию с именем Дамиан.
Возведен в сан иеромонаха
иеросхимонах
Даниил
1926
Пострижен в схиму
Служение
Северо-Кавказский край, Черноморский округ (Краснодарский край, Сочинский р., Адлерский с/с), местечко Змейка, пустынь Красная Поляна, скит свт.Николая
монах, иеромонах, иеросхимонах
Должность настоятель скита
Год начала 1916
Год окончания 1929
О.Даниил ушел в горы в поисках строгой жизни без соблазнов, тревоживших его
в монастыре.
Иеромонах Даниил стал иеромонахом-отшельником. За свою жизнь в горах он переменил
много мест и построил более 20 келий своими руками.
Из воспоминаний В.Д.Пришвиной (Лиорко) [1]:
"Среди отшельников, тайно населявших горы, о.Даниилу приходилось встречать
разных людей, начиная с искателей самоуглубленной жизни и кончая спасавшимися
от политических преследований (в т.ч. и до 1917г.). Почти все эти люди,
приходившие туда в поисках убежища, становились добрыми монахами.
О.Даниил знавал из лично, и немногими резкими мазками набрасывал нам их
портреты... Так рядом с нашим временем в горах Кавказа благодаря их
труднодоступности шло свое время, своя история. Она изустно передавалась и
была неведома миру история многих христианских подвижников, осуществлявших
образ древнего благочестия, как будто еще не кончились времена Фиваиды..."
В 1924г. иеромонах Даниил жил один в скиту свт.Николая,
в келье на поляне "полгоры" около местечка Змейка в горах в нескольких
километрах от маленького селения Ачиш-Хо в районе Красной Поляны.
Предшественником о.Даниила здесь был иеромонах о.Трифиллий.
О.Даниил спускался с гор только 2 раза в год в ближайшее селение, чтобы поменять на
соль деревянные ложки, вырезанные им из самшита.
Он знал все пути в окрестных горах, побывал во многих местах Приэльбрусья,
умел ходить в горах, знал, как ступать, как помогать себе палкой, чтобы
не провалиться в трещину на леднике или не свалиться в пропасть.
У о.Даниила был огород.
В 1924г. келью о.Даниила нашел приехавший из Москвы и также стремившийся к
пустынножитию 24-х летний Олег Поль (Бурданов).
Поняв духовное состояние Олега Поля, о.Даниил оставил его жить у
себя в келье в качестве послушника.
Между наставником и послушником, писавшим в то время философский труд, сложились доверительные
отношения, полные уважения и внимания друг к другу.
Встреча с о.Даниилом была для Олега воистину даром Провидения. Все свободное от
выполнения молитвенного правила время Олег писал философский труд. Зимой Олег Поль
уезжал в Москву за необходимыми книгами.
Летом 1925г. Олег Поль с разрешения о.Даниила, привез к нему Валерию Дмитриевну
Лиорко (позже жена М.М.Пришвина), с которой его связывала возвышенная духовная
дружба и Александра Васильевича Лебедева.
Все трое молодых людей мечтали об аскетической жизни в пустынножитии в горах.
(Как показало время, этому не суждено было осуществиться).
Из воспоминаний В.Д.Пришвиной:
"От Сочи до Красной Поляны шли редкие попутные грузовики берегом Мзымты.
От Красной Поляны Олег вел нас в течение нескольких часов одному ему
известными тропами по правому берегу реки Монашки, сбегающей с ледника Ачиш-Хо...
Было утро. Мы находились на юго-западном склоне Ачиш-Хо. Вершина горы
блистала розовым и золотым, а у нас еще стоял утренний туманец и кавказская
душистая сырость, насыщенная пряными запахами южных растений. По краям
нашей поляны шли непролазные дебри колючек, бурелома и зарослей.
Среди них поляна наша напоминала зеленую чашу.
О.Даниил встретил нас просто, немногословно и суховато, словно ему было
привычным и уже малоинтересным делом принимать у себя молодых девушек,
и с первого же часа наша жизнь получила благодаря его такту четкий,
для всех удобный и легкий порядок.
Мне о.Даниил сразу определил свой деревянный топчан с таким же изголовьем,
покрытый одной тонкой истертой козьей шкуркой. Правды ради, упомяну, что
шкурка была полна блох... Олегу и Александру Васильевичу было указано спать
на полу. В маленькой келье не оставалось больше места, и сам о.Даниил перешел
в сенцы. Впрочем, мы никогда не видали его лежащим или спящим, хотя вставали
с солнцем.
Умывшись у родника, мы совершали полное утреннее богослужение: часы, утреню,
обедницу по зачитанным и закапанным воском старинным книгам. Книги служили
многим поколениям и сейчас лежали на аналое.
В маленькое и единственное окошко видны были холмистые гряды близких зеленых
и дальних снежных цепей. В него вливался горный чистейший воздух, доносились
голоса птиц, и мы знали, что ни один звук из человеческого мира не нарушит
очарования нетронутой природы.
Совершая последнюю службу обедницу о.Даниил вынимал единственную свою
"роскошную", как он ее называл, вещь голубую кофейную чашечку с отбитой
ручкой и выщербленным краем, клал в нее кусочек душистой пихтовой смолы и
кадил в келье.
Я стою позади всех. О.Даниил читает быстро, перебегая от слова к слову.
Его манера читать напоминает его походку. Он грассирует, что редко
встречается у простого народа, и это почему-то приятно.
Олег уже усвоил его манеру строгого чтения, как читают в монастырях...
Церковные гласы вписываются в симфонию утра и сливаются с птичьими голосами...
Я вижу суетность и убожество всего, чем занят где-то в далеком миру человек;
вижу прекрасную бедность о.Даниила... Я не могу сдержать слезы... Я выхожу
из кельи, сижу у родника. О.Даниил говорит мне ласково и серьезно:
" Слезы утешение монаха: не стыдись их!"
Он поразил меня сразу ясностью мысли, способностью к четким формулировкам
не хуже любого тренированного ума. Каждое произносимое слово, как и каждое
движение, было у о.Даниила непринужденно и точно. В соединении с деликатностью
и внешним благообразием это производило сильнейшее впечатление...
Ведь перед нами был простой крестьянин, живущий один вне каких бы то ни
было внешних влияний, кроме влияния природы да нескольких имевшихся у него
древних книг.
По нашему настоянию впоследствии о.Даниил написал свои воспоминания и
назвал их "Близ заката". Книга была написана образным языком, но...
без прописных букв и знаков препинания. Мальчиком, работая на конфетной
фабрике, он успел "съесть" на конфетах передние зубы, о чем "пресерьезно"
нам рассказывал, но так, что мы смеялись. Было ему теперь лет 50.
Седины у него не замечалось, вероятно, из-за светлых волос.
Был он сухой, небольшой, легкий на ногу, как настоящий горец.
Смотреть, как он работает или просто движется по земле, было наслаждением...
Днем мы работали по хозяйству, читали, помогали о.Даниилу в его небольшом
огороде, где стояли колоды пчел... С наступлением вечера мы снова вычитывали
все положенные службы, а потом в сумерки разводили костер, и тут начинались
увлекательные беседы с участием о.Даниила.
Иногда он пек нам на угольях "рябчиков" так называл он блины на закваске,
которые были высшей роскошью наших трапез. Без нас питаньем о.Даниила много
лет были овощи и кукуруза, росшие на его огороде, да дикие каштаны и груши.
Постное масло, как постоянный продукт, появилось в келье о.Даниила только
с приходом к нему Олега.
Один-единственный раз о.Даниил отправился в соседнее селение за несколько верст
с просьбой дать ему бутылку молока. Крестьяне подивились и дали, не
расспрашивая. Оказалось, что молоко понадобилось ему для кошки, неизвестно
откуда пришедшей под его защиту, чтобы окотиться...
У вечернего костра и родилась книга "Близ заката". Рукопись ее не сохранилась,
хотя и была переписана нами в нескольких экземплярах. "Мы цари", любил
говорить о.Даниил, угощая нас "рябчиками" и повествуя о трудной, полной
жесточайших лишений и опасностей жизни монахов-пустынников.
В эти минуты мы поняли, что о.Даниил не старик, а чудесно сохранившийся
юноша без возраста, безупречно чистый и крепкий, как орех без чревоточины.
Свобода и собранность, веселость и неизменное чувство ответственности за
каждый день, за каждое движение мысли все это было плодом личных, никем
не воспитываемых, ничем "практическим" не вознаграждаемых усилий.
На стенах кельи я увидала однажды торопливо записанные углем отдельные слова.
О.Даниил нахмурился, помолчал недолго, справился с собой и улыбнулся мне:
"Сам виноват надо было вымыть келью к твоему приезду".
И он рассказал мне просто, не таясь, что имеет обыкновение записывать на
стене углем (карандаш не всегда бывал в хозяйстве монаха) ценные для него
мысли, приходящие во время молитвы, чтоб молитву не прерывать...
Так жили мы под несмолкаемый рокот Монашки, бежавший глубоко под нами...
Ночью ее голос смешивался с голосами зверей: дикие кошки, рыси, медведи,
кабаны, горные туры...
Однажды о.Даниил сказал:
"Скоро Троица, надо нам сходить к отцам на Медовеевку к о.Савватию.
Путь долгий. Пока вы тут "прохлаждались", я, сестрица Валерия, тебе
чарушики сплел".
О.Даниил протянул мне пару легчайших лапотков из цельного куска кожи,
размоченной и растянутой по форме ноги без швов чарушей, лучшей обуви
горцев:
"Мы тебе белый апостольник сошьем, в жару у нас так послушницы
молодые ходят".
За ночь он сшил мне из куска привезенной нами простыни готовый апостольник,
подрубленный мелкими ровными стежками. Мы подивились работе.
"Монах должен все уметь!",
весело ответил нам о.Даниил...
Медовеевка было поселение монахов, состоящее из нескольких полян с кельями,
в верстах 30 от Красной Поляны. Там уже издавна обитали несколько весьма
уважаемых старцев, и посередине был храм, ничем внешне не отличавшийся от
остальных домиков, только в нем никто не жил и туда собирались несколько раз
в год по великим праздникам окрестные пустынники для совместного богослужения
и совершения таинств. Это были единственные дни их свиданий. Если кто не приходил
значит заболел или помер. Тогда шли к нему помочь или похоронить.
Такое же поселение было в районе Сухума, глубоко в горах, называлось оно Псху.
Там жили отдельно монахи и монахини. Устав там был очень суровый. По рассказам
о.Даниила, были в те годы на Кавказе еще более глубокие, уединенные поселения
монахов. О местоположении их не знал и сам о.Даниил, только известно было, что
путь туда, почти недоступный, идет по висячим спрятанным в тайниках мостам через
пропасти и потоки. И эта "глубочайшая" пустыня была мечтой каждого монаха...
На закате мы пришли на центральную поляну Медовеевки... и поспешили в храм,
где уже начиналась Троицкая всенощная. Вся келья, вдвое больше обычной, была
устлана свежей травой... Не было ни иконостаса, ни икон, ни лампад, но тем не
менее, это был храм, т.к. в восточной части кельи стоял грубо вырезанный
топором престол, покрытый антиминсом, и на нем несколько икон., Перед иконами
горели толстые самодельные свечи... Службу совершал о.Савватий... Поверх его
холщовой заплатанной одежды была надета старая парчовая риза, из-под нее
выглядывали его ноги в лаптях и онучах, аккуратно перевязанные веревочкой.
На груди висел деревянный священнический крест... Тихие возгласы; в ответ на них
тихое пение молящихся все мы, присутствующие, были хором... Глубокой ночью
кончилась праздничная служба. Монахи улеглись ночевать тут же в храме на траву...
Когда рассвело, началась литургия. Все исповедались и причастились из самодельной
деревянной чаши о.Савватия...
Перед отъездом мы навестили тяжко болящего друга о.Савватия, иеромонаха
о.Симона, живущего тут же... Ложка постного масла в общий котел, принесенного
заботливым о.Даниилом в бутылке, была праздничным украшением трапезы для о.Симона.
Когда мы пришли на свою поляну, оказалось, что дикие кабаны ночью перерыли и
уничтожили огород о.Даниила...
О.Даниил ни разу не выказал и тени утомления от нашего пребывания у него... В
заботах гостеприимного хозяина и внимательного отца было столько благородного
такта!"
Осенью 1926г. в скит к о.Даниилу приехал ученик Олега Поля,
преданный юноша, моложе его на несколько лет, Борис Корди (в будущем архимандрит),
который вскоре принял монашеский постриг с именем Арсений. Они стали жить в
скиту втроем, выстроив новые кельи на поляне.
Из письма Олега Поля В.Д.Пришвиной (Лиорко):
"...Еще сказал о.Даниил:
"Как первые монахи нигде не были в монастырях, а почти все
святые, так будет и с последними монахами".
В 1927г., по благословению о.Даниила Олег Поль принял постриг с именем Онисим,
а в 1929г., по его же благословению, съездил в Ленинград (Санкт-Петербург),
где архиепископ Димитрий (Любимов) рукоположил его во иеромонаха.
О.Даниил стал организатором и настоятелем скита "Святителя Николая" в Сочинском р-не
Тайная "закрытая" монашеская община-скит во имя свт.Николая, в котором жили
иеромонах Даниил, иеромонах Онисим, иеромонах Арсений (Корди), находилась в
ведении епископа Майкопского Варлаама (Лазаренко).
Иеромонах Онисим исполнял обязанности благочинного всех закрытых
общин Майкопского и Черноморского округов, которые скрывались в глухих,
недоступных местах. Члены этих общин во главе с епископом Варлаамом, в том
числе иеромонахи о.Даниил, о.Онисим, о.Арсений не признавали обновленцев,
а также "Декларацию" митрополита Сергия (Страгородского), находились на
нелегальном положении.
Владыка Варлаам, а с ним иеромонах Даниил и все монашеские закрытые общины,
Майкопского района были под угрозой ареста.
Вот отрывок из письма владыки Варлаама архиепископу:
"Началось интенсивное давление от внешних на монашествующих.
В противоположность сему мы увеличиваем число таковых в том убеждении,
что с уничтожением монастырей не должно уничтожиться иночество.
Живем скрыто от "внешних", да и свои немногие знают.
Имеем просторный подземный храм и полный штат служителей.
Имеем возможность посвящать ставленников и управлять общинами.
В Майкопе существует епархиальный административный орган
Постоянное совещание пресвитеров, есть два благочинных"
Аресты
Северо-Кавказский край, Черноморский округ (Краснодарский край, Сочинский р., Адлерский с/с), местечко Змейка, пустынь Красная Поляна
Год ареста 1929
День ареста 15
Месяц ареста 10
Арестован 15,8 или 11 октября 1929г. как руководитель скита "Святителя Николая"
Черноморского филиала подпольной церковно-монархической к/р организации ИПЦ".
По данным [3] арестован в сентябре 1929г.
Осенью 1929г. в районе Красной Поляны, где жили монахи-пустынножители, появились
вооруженные отряды чекистов, которые арестовали большинство монахов. На "Змейку"
в скит о.Даниила также пришли вооруженные люди и увели всех троих (иеромонаха
Даниила, иеромонаха Онисима, иеромонаха Арсения), а кельи сожгли
Осуждения
тройка при ПП ОГПУ по Северо-Кавказскому краю и ДССР
27/02/1930
Обвинение "организатор и руководитель скита Черноморского филиала контрреволюционной церковно-монархической организации ИПЦ"
Статья ст.5810 ч.2,5811 УК РСФСР
Приговор высшая мера наказания расстрел
Групповое дело "дело тайных общин на Северном Кавказе во главе с епископом Варлаамом (Лазаренко), 1930г."
На допросе 18 октября 1929г. показал:
"Все члены скитов брали на себя обязательства разъяснять верующим
положение Церкви".
На допросе 22 ноября 1929г. признал, что книга "Близ заката" действительно
написана им, и там он писал, что "Церковь и Царь союзники"
Места заключения
Новороссийск, тюрьма
Год начала 1929
Арестованных отправили в Новороссийскую тюрьму, куда перевезли множество монахов,
арестованных в горах. Стариков и молодых, женщин и мужчин гнали через несколько
перевалов с долины Псху и других мест их поселений. У моря всех погрузили на
баржи, везли в невыносимой тесноте. Монахи пели молитвы.
О.Даниила вскоре расстреляли