Год поступления1897 Месяц поступления11 Год окончания1900
В Берлине он жил, "слушая лекции и пользуясь указаниями профессоров местного
университета, предпринимая в каникулярное время поездки в другие государства
Западной Европы, Балканского полуострова"
Германия, г.Берлин Год начала1897 Месяц начала11 Год окончания1900 День окончания22 Месяц окончания9
В России, в ночь на 12 декабря 1897г. полиция произвела обыск у супруги
Константина Александровича, Надежды, по делу "О московском рабочем союзе".
У нее были найдены письма мужа, из которых стало очевидно его увлечение
марксистской литературой, а также и то, что он, "бывая в Петербурге, Орле,
Варшаве и Берлине, искал знакомства с тамошними нелегальными кружками и
вращался среди лиц политически неблагонадежных" — как писалось о нем
в полицейском отчете.
Вызванная на допрос, Надежда Павловна виновной себя не признала.
После обыска и допроса она уехала на родину, поселившись в доме отца,
священника в Комаровке, и была поставлена под надзор полиции.
26 декабря 1898г. Надежда Павловна выехала вместе с детьми к мужу в Берлин.
В 1899г. она была подчинена "гласному надзору полиции на два года с правом
проживания вне столиц, столичных губерний и университетских городов".
С этого времени она была вместе с мужем объявлена в розыск и как только
24 марта 1900г. въехала в пределы России, то была тут же задержана и
препровождена к отцу-священнику в село Комаровку.
Живя за границей, Константин Александрович увидел, что то западное общество,
которое многие образованные русские люди считали образцом, поклоняясь ему как кумиру,
вовсе не было, как ожидалось ими, столь радикально-революционным и отнюдь не
преследовало широких преобразовательных целей, как это виделось студенческой молодежи
из университетов России.
Он стал регулярно посещать посольскую церковь в Берлине, настоятелем которой
был тогда выдающийся пастырь протоиерей Алексий Мальцев.
Но путь в Россию, где его ждало уголовное наказание, был закрыт,
и его супруга, Надежда Павловна, уговорила его направить письмо правительству
и просить о помиловании.
В сентябре 1900 года Константин Александрович направил письмо товарищу
министра внутренних дел князю Святополк-Мирскому с просьбой, чтобы
"по возвращении в Россию быть судимым не исключительно на основании лишь уже
пережитых увлечений".
Эта просьба была подкреплена ходатайствами обер-прокурора Святейшего Синода
Константина Победоносцева и настоятеля посольской церкви протоиерея
Алексия Мальцева
Год ареста1900 День ареста22 Месяц ареста9
22 сентября 1900г. при въезде в Россию Константин Александрович был арестован
и 23 и 25 сентября допрошен.
Отвечая на вопросы следователя, Константин Александрович сказал: "Виновным себя в принадлежности к сообществу, именовавшему себя "Рабочим союзом" и имевшему целью возбуждать вражду рабочих к хозяевам... я не признаю... Мною никогда не было сделано ни одной попытки создать какую-либо организацию вроде союза... Ни в одном случае я не призывал рабочих непосредственно к каким-либо враждебным против хозяев или государства действиям... Ни одного из своих знакомств я никогда не передавал другим лицам... В глазах рабочих я всегда оставался только самим собой и никогда не называл себя членом партии, кружка или союза...".
Рассказывая на допросах о своей прошлой деятельности, Константин Александрович
не назвал, однако, ни одного имени своих прошлых товарищей: "Во всех предыдущих своих показаниях я избегал умышленно называть имена лиц, привлекавшихся по тому же делу... Между мной и проступками, в которых я обвиняюсь, так же как между мной и всеми сообвиняемыми, нет более той нравственной связи, которая могла бы быть, если бы я разделял по-прежнему взгляды и оценки, лежавшие в основании моих революционных опытов. Это обязывает меня к чрезвычайной нравственной щепетильности в отношениях к людям, которых безграничным доверием я пользовался, которых отчасти сам наталкивал на проступки, за которые теперь они более или менее тяжело расплачиваются, и с которыми разлучают меня мои настоящие, глубоко изменившиеся воззрения. С нравственной точки зрения поэтому малейший оттенок предательства мог бы в моих собственных глазах запятнать всю развязку моего дела, в которой я хотел бы, наоборот, видеть искренний, чистый и безукоризненный расчет с прошлым. Поэтому я должен предпочесть даже самое отягощение своей вины всякому такому облегчению ее...".
После допросов он был освобожден, и в жандармском отделении ему были даны
словесные обещания, позволяющие надеяться не только на благоприятный приговор,
но и на возможность закончить прерванное русское университетское образование